Лирическая баллада
Памяти летчика-испытателя
М. К-ва
I
Он онемел от напряженья,
Когда Земля,
Теряя власть,
Ослабив путы притяженья,
С колес пружинисто снялась.
Мельканьем краски оглушили,
И солнце обдало огнем,
И растворились:
Он — в машине,
А скорость и машина — в нем.
Он в радости своей купался,
И на пределе скоростей
Он слышал кончиками пальцев
Дрожанье тонких плоскостей.
Внизу разматывался немо
Земли невидимый клубок...
Он жадно пил глотками небо
И жажды утолить не мог.
Казалось,
Вечность — без остатка
Расплавлена в реторте дня…
И вдруг:
«Сто первый, на посадку,
Сто первый, слышите меня?..»
II
Слышит!
Есть такое положенье,
Для земных неясное подчас:
Чем слабей земное притяженье,
Тем земной всесильнее приказ.
Оглядев безмолвную равнину,
Чуть коснувшись чуткого руля,
На обратный курс кладет машину —
Он идет к тебе,
Встречай, Земля!
Чем встречаешь ты его? —
До срока,
До посадки должен он узнать, —
Так мы телеграммой издалека
Спрашиваем:
«Как здоровье, мать?»
Надо все услышанное взвесить,
Миг ошибки — годы не простят…
«Облачность посадочной — сто десять…»
Мало!
Надо — двести пятьдесят…
III
Земля,
Земля,
Зачем ты так жестока?
Для нас — ты первый
И последний дом.
С трудом ты отпускаешь нас далеко,
Приходим —
Принимаешь нас с трудом.
Когда в морях нас шторм встречает
дикий
И нет иных спасений впереди —
Спешим к тебе.
Ты, пряча все улики,
Нас разбиваешь на своей груди.
Когда к тебе
С небес,
Дыша устало,
Твой сын несется,
Распластав крыла,
Ты подставляешь
То леса, то скалы,
А неужели поле не могла?
Не твой ли сын,
Сравнявшись с ураганом,
Сейчас на тучи нагоняет дождь?
А ты — укрылась от него туманом,
А ты его своим не признаешь …
Да, он не слабый,
Да, он легкокрылый,
Пощады не попросит он, юля,
Но, вместе с высотой теряя силы,
Слабеет он…
Спаси его, Земля
IV
Он уже над аэродромом,
Над спасением своим,
Над домом,
А по курсу, курчавясь слегка,
Облака, облака, облака…
Если в них он ворвется, как крот,
Душной ватой заполнится рот,
И ворвется Земля,
Как гроза,
В потерявшие Землю глаза.
Если снова он выйдет на круг, —
Хватит силы у сердца и рук, —
Но горючего…
Как ни крути —
На резервный уже не дойти.
Видишь, мать,
Слышишь, мать,
Чтобы выжить —
Надо выше летать,
А не ниже!..
Мать!..
У дома — коза на приколе,
И застывшее в сонном приволье
С конопатыми копнами поле…
Поле!
Дрогнули ручки штурвала,
И, коснувшись едва покрывала
Облаков,
Вдруг набрал высоту
Осененный спасением «ТУ».
V
Земля, где рос,
Так может быть близка,
Понятна
И приметна до лощинки,
Как пол в избе отцовской —
До сучка,
Как печка —
От ухвата до сверчка,
Как материнский фартук —
До морщинки.
Он видит со скользящей высоты
Осенних пашен серые холсты,
Извивы речки,
Спрятанной в кусты,
Большак,
Знакомый с детства до версты,
Большак,
Который от колес устал,
А для него —
Дорогой в небо стал.
Ну что ж, большак,
Решать тебе опять —
Летать ему
Иль больше не летать.
Прямой,
Открытый взгляду до конца,
Будь тверд и нежен,
Как ладонь отца.
Прими его,
Не отвернув лица,
Как выпавшего из гнезда птенца!..
VI
До ельника
Скорость свою погасить
Он должен успеть,
А пока
Пружинисто ткнулись
Колеса шасси
В упругую грудь большака.
Он чувствовал сердцем
Привычную власть
Жокея,
Жокея в седле!
Дрожа,
Серебристая птица неслась,
Траву прижимая к земле.
Усталые стрелки касались ноля,
Дышал утомленно штурвал…
«Спасибо,
Спасибо, Земля!» —
Ликуя он вслух напевал.
О, как в этот миг
Ты была дорога! —
Не петь он хотел,
А кричать!..
А справа и слева
Летели стога,
Березки бежали встречать.
А сверху,
Гоня предвечернюю тьму,
Шла туча
В закатном луче…
Но что это?
Прямо навстречу ему,
Пастушью за спину кинув суму,
Мальчишка
С кнутом на плече.
«С дороги!..»
Но скоростью все решено,
Последние метры — не в счет.
Спасенье! —
Так трудно давалось оно,
Так близко казалось
И вот…
Мгновенье!
Ты жизнь свою можешь спасти —
Не трогай штурвала рукой!
Мгновенье!
Но жизнь у тебя на пути —
Две жизни! —
Расстаться с какой?
Мгновенье —
И стрелки рванулись с ноля
С крутым поворотом руля,
И рухнули в черный провал тополя,
И охнула тяжко
Земля…