Не ветер с жестокого румба
Рвет с волн кисею эполет,
А киль каравеллы Колумба
Взбуруненный выбросил след.
Форштевни безропотных барок,
Галер горемычных ряды
И утлая лодка Бомбара
Оставили эти следы,
Бегущие неудержимо
Из прошлого в завтрашний век...
Поистине
непостижимо
Упрямство твое, человек!
Не раз мореходы-собратья -
Прислушайся и оглянись! -
Попав в штормовые объятья,
Тебя заклинали:
«Вернись!
Возьми этих палуб обломки,
И горьким заветам внемли:
Пусть держатся наши потомки
За теплые руки Земли.
Не море - она нас вскормила,
Покоить должна нас - она...»
Но вновь паруса и кормила
Лукаво ласкала волна,
Вела к горизонтам туманным,
Сводя миражами с ума,
Туда,
где в покое обманном
Притихнув,
дремали шторма.
Дремали,
тайком наблюдая
За хрупким рыбацким челном,
И клочьями пена седая,
Сгущаясь, кипела на нем.
А ветер -душа нараспашку,
Беспутный любовник волны,
Ряды безобидных барашков
Тихонько сгонял в табуны.
И вот уже - днища дрожанье,
Как первый предвестник беды,
И близится дикое ржанье
Летящей в атаку орды.
Срывается с неба лавина,
Все в щепки дробя и круша...
Ну, чем же - о, боже! - повинна
Пред морем людская душа?
Возможно, лишь тем,
что однажды
Мой предок в долбленку шагнул,
Отчаянно
или отважно
На святость его посягнул?
Иль стал его недругом кровным
За то
что и днем, и в ночи
Не в такт с его сердцем огромным
Чужое упорно стучит?
Как знать...
Но к равнинам зеленым,
Где бури, таясь, залегли,
И ныне идут не с поклоном
Упрямые дети Земли,
Идут сквозь шторма и тревоги...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . , ,
Через океан,
через весь,
Лежат голубые дороги,
И наша останется здесь.