Загрустив,
Один оставшись в комнате,
Вспоминаю я порой ночной,
Что живет в лесном дремучем омуте
Добрый мой знакомый —
Водяной.
Я хожу к нему совсем не часто —
Волшебство транжирить ни к чему,
Но когда тоска возьмет зубасто
За душу —
Иду опять к нему.
Я приду и стану перелистывать
Листья ивы, свесившейся в пруд…
Вдруг осока зашумит неистово,
Камыши тревожно запоют,
Из-под ивы,
Прикрываясь ряскою,
Еле слышно прошуршав травой,
Он ко мне приблизится
И ласково
Ткнется в руку мокрой головой.
Сядем рядом на полянке волглой,
Разложу я кой-какую снедь.
Добрыми глазами долго-долго
Будет он в мои глаза смотреть.
Не попросит ни о чем рассказывать,
Ни суда не жди,
Ни похвалы,
А начнет мою судьбу развязывать —
Ветки, заплетенные в узлы.
Не спеша развязывать,
Медлительно, —
У него порядок, видно, свой:
То кивнет чему-то одобрительно,
То качнет с укором головой.
Или вдруг вздохнет обескураженно,
Будто согласится: «Нет так нет…»
А потом из-под гнилой коряжины
Странной рыбы вытащит скелет,
Посчитает что-то,
Подытожит,
И покажет мне, помедлив малость:
Век твой вот уже насколько прожит…
А потом припрячет, что осталось.
И по-детски улыбнется тихо,
Словно скажет одобряя:
«Что ж,
Ты еще, дружок, не ведал лиха,
Ты еще с лихвой свое возьмешь!..»
Мне ль за хитрость малого корить?
Знаю я и сам,
Что век мой зыбок.
Если бы он смог заговорить —
Сколько бы не сделал я ошибок!..
Только ни к чему мне путь иной,
Трудный путь — всегда прямей и краше…
Милый,
добрый,
славный Водяной,
Что ты понимаешь в жизни нашей?..